Как все нормальные русские мужики, волей-неволей ставшие родственниками, ведут себя при знакомстве, все, наверное, представляют. Но наш - опять же - опиздюрился и тут.
Всё то же село в Ростовской области. Новые родственники - родители жены моего родного брата. Знакомство.
Сначала всё шло нормально, даже слишком нормально - невоздержанное чревоугодие и разговоры за жизнь. Наши родители оказались ровесниками, вследствие чего беседа текла гладко и мирно даже с учётом пивного изобилия на столе и домашнего вина. Но наш папа закалён в алкогольных боях, так что какое-то пиво вкупе с обильным мясным ассорти не возымело на него никакого действия - разве что шлаки из организма выводило в большем количестве, чем обычно. На что-то более крепкоалкогольное рассчитывать не приходилось - донские казачки оказались женщинами суровыми и непреклонными. Антон так вообще алкоголь в рот не берёт - у него аллергия (что не мешает ему торговать пивом на разлив в одном из московских торговых домов).
В общем, разговоры разговаривались, мясо поедалось, пиво текло рекой.
И тут дядя Коля совершил главную ошибку своей жизни, гордо продемонстрировав стоящую в серванте бутылку спирта крепостью 96,8. Тётка моя, говорит, подарила две недели назад на День рождения. Эта бутылка, говорит, у неё с 1992 года была в огороде закопана, а тут она решила её, так сказать, обнародовать.
Папа зажёгся бенгальским огнём. Раритет выглядел слишком соблазнительно, чтобы можно было позволить ему просто пылиться в недрах серванта.
Дядя Коля проникся.
Они, не сговариваясь, выбрались из-за стола и забаррикадировались на кухне. Разумеется, прихватив с собой бутылку.
Что творилось на кухне, никому, кроме участников дегустации выдержанного алкоголя, доподлинно неизвестно. Впрочем, справедливости ради надо заметить, что и у самих участников о том вечере остались весьма смутные воспоминания. Из-за закрытой двери доносились нестройные голоса, жалующиеся друг другу на жизнь, правительство, политический режим и нестабильность курса рубля, размазывание соплей по харизмам и полные надежды на светлое будущее вопросы о взаимном уважении.
Женщины и непьющий затаились в ожидании момента истины.
Ближе к вечеру кухонная дверь распахнулась, являя зрителям парочку братьев по разуму, пытающихся одновременно пролезть в дверной проём. На кухонном столе сиротливо стояла пустая бутылка из-под спирта.
Братья по разуму слезливо расстались у дверей спален, но дядя Коля нашёл в себе силы обратиться с просьбой к присутствующим "его не кантовать". Папа молча вполз в спальню и, судя по тишине, добрался-таки до дивана.
Антон был впечатлён. Мама, как человек бывалый, предвкушала дальнейшее развитие событий.
Через час дверь спальни распахнулась, и на пороге возник папа - абсолютно невменяемый и, похоже, так и не проснувшийся. Он громко и уверенно возвестил "Я сам!" - и рухнул в полный рост, прогрохотав по деревянному полу всеми своими мослами. Во дворе залаял цепной пёс по кличке МихалСергеич. Мама не шелохнулась.
Антон, который почти десять лет не видел родного отца вообще, не то что в таком состоянии, проникся сочувствием и кинулся на помощь. Пострадавшего водрузили на ноги и тут обнаружилась некая пикантная деталь. Мама немедленно выдала фразу из арсенала бабушки Саши Савельева (кто читал "Похороните меня за плинтусом", тот поймёт):
- Обоссался, сволочь!
Папа, гордо вздёрнув сивую бородёнку, заявил:
- Я сам!
И рухнул снова.
МихалСергеич зашёлся в истерике.
Все девяносто килограммов моего брата изошли состраданием и бросились выручать отца из щекотливой ситуации. Мама сохраняла олимпийское спокойствие. Дома никому из нас даже в голову бы не пришла мысль помогать этому алкоголику. Мы бы равнодушно перешагивали через него и не обращали бы никакого внимания на его страдания. У нас иммунитет. Правда, когда он несколько лет назад приземлился мордой в кошачьи миски, кошки были несколько озадачены, а потом ещё неделю возмущались подобной бесцеремонностью. Но мы - не кошки, нас такими вещами не проймёшь.
Антон же за десять лет иммунитета лишился напрочь. Я не хочу сказать, что он слабак, просто от хорошей жизни расслабляешься и теряешь бдительность. Но тут он просто не знал, что делать. Всё, что ему позволили - поднять папеньку и проводить до сортира, куда он, оказывается, и направлялся, свято веря в то, что ему есть о чём поведать фаянсовому другу.
Антон с Женей развили бурную деятельность: диван был застелен клеёнкой, бельё поменяно, а вместо пострадавших штанов на бесчувственного и оттого совсем не сопротивляющегося папеньку были надеты чистые шорты. Мама была против такого ухода, но предпочла не вмешиваться.
Дядя Коля признаков жизни не подавал вообще.
Женщины и непьющий разбрелись по своим постелям в ожидании утреннего момента истины, версия 2.0.
Папенька, как человек закалённый, похмельем не страдал, хотя и чувствовал себя несколько неловко. В это время Женя промывала мозги своему отцу, который цветом лица мог сравниться с молодой травкой. Дядя Коля безропотно выслушивал поток справедливых упрёков, потом вежливо просил прощения и исчезал в направлении туалета. Когда он возвращался, Женя начинала сначала. Тётя Зоя молча злилась. Мама не изменяла своему спокойствию, но при этом вспоминала методы воспитания животных в данных ситуациях. Антон мучился чувством вины за ненадлежащее поведение родителя.
Больше новоиспечённые родственники до самого отъезда родителей не пили.
А мама всю обратную дорогу думала о том, что нужно было всё-таки потыкать папу мордой в обоссанный диван.
Всё то же село в Ростовской области. Новые родственники - родители жены моего родного брата. Знакомство.
Сначала всё шло нормально, даже слишком нормально - невоздержанное чревоугодие и разговоры за жизнь. Наши родители оказались ровесниками, вследствие чего беседа текла гладко и мирно даже с учётом пивного изобилия на столе и домашнего вина. Но наш папа закалён в алкогольных боях, так что какое-то пиво вкупе с обильным мясным ассорти не возымело на него никакого действия - разве что шлаки из организма выводило в большем количестве, чем обычно. На что-то более крепкоалкогольное рассчитывать не приходилось - донские казачки оказались женщинами суровыми и непреклонными. Антон так вообще алкоголь в рот не берёт - у него аллергия (что не мешает ему торговать пивом на разлив в одном из московских торговых домов).
В общем, разговоры разговаривались, мясо поедалось, пиво текло рекой.
И тут дядя Коля совершил главную ошибку своей жизни, гордо продемонстрировав стоящую в серванте бутылку спирта крепостью 96,8. Тётка моя, говорит, подарила две недели назад на День рождения. Эта бутылка, говорит, у неё с 1992 года была в огороде закопана, а тут она решила её, так сказать, обнародовать.
Папа зажёгся бенгальским огнём. Раритет выглядел слишком соблазнительно, чтобы можно было позволить ему просто пылиться в недрах серванта.
Дядя Коля проникся.
Они, не сговариваясь, выбрались из-за стола и забаррикадировались на кухне. Разумеется, прихватив с собой бутылку.
Что творилось на кухне, никому, кроме участников дегустации выдержанного алкоголя, доподлинно неизвестно. Впрочем, справедливости ради надо заметить, что и у самих участников о том вечере остались весьма смутные воспоминания. Из-за закрытой двери доносились нестройные голоса, жалующиеся друг другу на жизнь, правительство, политический режим и нестабильность курса рубля, размазывание соплей по харизмам и полные надежды на светлое будущее вопросы о взаимном уважении.
Женщины и непьющий затаились в ожидании момента истины.
Ближе к вечеру кухонная дверь распахнулась, являя зрителям парочку братьев по разуму, пытающихся одновременно пролезть в дверной проём. На кухонном столе сиротливо стояла пустая бутылка из-под спирта.
Братья по разуму слезливо расстались у дверей спален, но дядя Коля нашёл в себе силы обратиться с просьбой к присутствующим "его не кантовать". Папа молча вполз в спальню и, судя по тишине, добрался-таки до дивана.
Антон был впечатлён. Мама, как человек бывалый, предвкушала дальнейшее развитие событий.
Через час дверь спальни распахнулась, и на пороге возник папа - абсолютно невменяемый и, похоже, так и не проснувшийся. Он громко и уверенно возвестил "Я сам!" - и рухнул в полный рост, прогрохотав по деревянному полу всеми своими мослами. Во дворе залаял цепной пёс по кличке МихалСергеич. Мама не шелохнулась.
Антон, который почти десять лет не видел родного отца вообще, не то что в таком состоянии, проникся сочувствием и кинулся на помощь. Пострадавшего водрузили на ноги и тут обнаружилась некая пикантная деталь. Мама немедленно выдала фразу из арсенала бабушки Саши Савельева (кто читал "Похороните меня за плинтусом", тот поймёт):
- Обоссался, сволочь!
Папа, гордо вздёрнув сивую бородёнку, заявил:
- Я сам!
И рухнул снова.
МихалСергеич зашёлся в истерике.
Все девяносто килограммов моего брата изошли состраданием и бросились выручать отца из щекотливой ситуации. Мама сохраняла олимпийское спокойствие. Дома никому из нас даже в голову бы не пришла мысль помогать этому алкоголику. Мы бы равнодушно перешагивали через него и не обращали бы никакого внимания на его страдания. У нас иммунитет. Правда, когда он несколько лет назад приземлился мордой в кошачьи миски, кошки были несколько озадачены, а потом ещё неделю возмущались подобной бесцеремонностью. Но мы - не кошки, нас такими вещами не проймёшь.
Антон же за десять лет иммунитета лишился напрочь. Я не хочу сказать, что он слабак, просто от хорошей жизни расслабляешься и теряешь бдительность. Но тут он просто не знал, что делать. Всё, что ему позволили - поднять папеньку и проводить до сортира, куда он, оказывается, и направлялся, свято веря в то, что ему есть о чём поведать фаянсовому другу.
Антон с Женей развили бурную деятельность: диван был застелен клеёнкой, бельё поменяно, а вместо пострадавших штанов на бесчувственного и оттого совсем не сопротивляющегося папеньку были надеты чистые шорты. Мама была против такого ухода, но предпочла не вмешиваться.
Дядя Коля признаков жизни не подавал вообще.
Женщины и непьющий разбрелись по своим постелям в ожидании утреннего момента истины, версия 2.0.
Папенька, как человек закалённый, похмельем не страдал, хотя и чувствовал себя несколько неловко. В это время Женя промывала мозги своему отцу, который цветом лица мог сравниться с молодой травкой. Дядя Коля безропотно выслушивал поток справедливых упрёков, потом вежливо просил прощения и исчезал в направлении туалета. Когда он возвращался, Женя начинала сначала. Тётя Зоя молча злилась. Мама не изменяла своему спокойствию, но при этом вспоминала методы воспитания животных в данных ситуациях. Антон мучился чувством вины за ненадлежащее поведение родителя.
Больше новоиспечённые родственники до самого отъезда родителей не пили.
А мама всю обратную дорогу думала о том, что нужно было всё-таки потыкать папу мордой в обоссанный диван.
-
-
17.06.2015 в 15:10-
-
17.06.2015 в 15:30-
-
17.06.2015 в 15:46-
-
29.02.2024 в 11:39Посетите также мою страничку
hatsat.bget.ru/user/EzekielFerguson/ открытие карт счета в иностранном банке
33490-+